Духовность как основа личности

До недавнего времени вера и знание, на­ука и религия воспринимались в нашем обществе как антагонистические по своей сути феномены. Однако "законы марксист­ско-ленинской логики" уходят в прошлое, уступая место вдумчивому философско-педагогическому анализу проблематики, за­трагивающей коренные вопросы бытия. Обращаясь к "вечной" теме о соотноше­нии науки и религии в становлении чело­века, нельзя не вспомнить имена П.Г.Редкина и архиепископа Евсевия, П.Д.Юркевича и К.Д.Ушинского, чьи размышления на эту тему не потеряли своей актуально­сти.

П.Г.Редкин, профессор права Петербург­ского университета, в работе "На чем должна основываться наука воспитания?" (1845) писал, что в фундамент педагогики должно быть положено "знание человека". Именно оно ложится в основу "единствен­ной и конечной цели воспитания", при­званного сообщить силам человека "такое направление к высшему благу, которое бы господствовало над всеми прочими на­правлениями. Это направление состоит в сохранении в человеке образа и подобия Божия, что и составляет высочайшее при­звание человека вообще". Может возникнуть во­прос, зачем искать "единственную и ко­нечную цель воспитания", если известно высочайшее призвание человека вообще". Скорее всего, это противоречие — резуль­тат того, что автор хотел отдать дань официальной идеологии, повторив заклинательную формулу, и при этом исказил смысл ее (сохранить можно образ, а по­добия только достичь).

Мы видим, что исследователей разделя­ет представление о соотношении науки и религии. Если П.Г.Редкин соединяет их механически, формально, то для архиепис­копа Евсевия религия с ее учением о единстве мира в Боге есть начало всячестой науки, которая помогает созерцающе­му разуму привести все к гармонии и составить правильное и связное целое.

Наметившиеся линии развития отече­ственной науки о воспитании были про­должены К.Д.Ушинским и П.Д.Юркевичем в исследовании характерологических осо­бенностей научно-педагогического знания.

Известно, что К.Д.Ушинский педагогику рассматривал как целеполагающую, иссле­дующую, рекомендующую. Для нас осо­бый интерес представляет первая форма. По нашему мнению, он признавал нали­чие неких высших норм в научно-педаго­гическом знании. Косвенным свидетель­ством того, что для К.Д.Ушинского это прежде всего нормы нравственные, являет­ся его требование от воспитателя зрелости разума, приобретаемого "из изучения чело­веческой природы в ее вечных основах, в ее современном состоянии и в ее истори­ческом развитии". Но что это за вечные основы человеческой природы? По каким критериям их отличают от временных, преходящих? Может быть, по критерию повторяемости, но он слишком ненадежен. Нам остается только предполагать, интер­претировать, отыскивая параллели в про­изведениях К.Д.Ушинского, аналогии с другими авторами.

И здесь нельзя согласиться с Ф.А.Фрад­киным, что в творчестве основателя отече­ственной науки о воспитании научно-педа­гогическое знание строится как "система, опирающаяся в своем основании на фак­тический материал" Вспомним слова великого педаго­га о том, что сама обязанность воспита­ния — "не увлекаться теми увлечениями, которые свойственны жизни и науке". Мы можем лишь от­метить, что К.Д.Ушинский не уточнял, откуда, из каких источников педагогиче­ское мышление черпает знание о высших нормах. Следовательно, можно говорить и о незавершенности его концепции в этом отношении.

Она и не могла быть закончена в про­странстве воззрений выдающегося педагога на науку. С одной стороны, "стремления религиозные, нравственные и эстетические направляют рассудочный процесс . но сами не входят в него, принадлежа более к области внутреннего чувства, чем созна­ния". С другой стороны, наука, находясь вне всякой религии, стоит на фундаменте фактов. Если согласиться с последним утверждением, то между "сознанием" и "внутренним чувством" ученого должна быть возведена глухая стена. Признавая же верным первое, необходимо ставить вопрос о соотношении веры и знания в науке. В XIX в. этот вопрос для "поло­жительных", фактических наук казался почти безразличным, но последние десяти­летия показали, что это совсем не так. Для педагогики он всегда был крайне ва­жен. От его решения можно было уйти, положившись на совесть воспитателя-прак­тика, как это сделал К.Д.Ушинский, но это не снимало, однако, всей остроты проблемы.